По следам кисти - Елена Черникова
Цифровая книга, может быть, как раз и спасет писательство как вид творчества, потому что цифровые носители делают тираж реально неограниченным, но одиночество автора окончательным. Сейчас доминируют творчество журналистов и журналистское творчество. Второе, на мой взгляд, в отличие от писательского, более жертвенно по определению, то есть сиюминутное, для других и о других. Поневоле вспомнишь какого-нибудь Сартра что ад — это другие.
Бумажная книга, будучи связана со станком и прилавком узами экономики спроса и предложения, попала сейчас в слишком интересное конкурентное положение. Издатель душевно спрашивает у вновь пришедшего автора какова ваша целевая аудитория? И, проэкзаменовав его сим живодерским способом, принимает правильное решение: с неучем нерыночным дела не иметь.
Когда писатель (любого возраста) не знает основных параметров целевой аудитории, ему простительно, поскольку его нигде не учили целевому письму, этого в принципе не могло быть ввиду высокой культурной планки, ввиду традиций, ввиду вечной романтической надежды на лучшее будущее и небо в алмазах. И это хорошо.
Как только писатель начинает думать, какая аудитория лучше поймет его, и выбирает выразительные средства под уровень ее фоновых знаний, он немедленно переходит в журналисты, поскольку оперативное производство для целевой аудитории — основной коммерческий принцип. О личности писателя-перебежчика, о его божественной задаче уже никто не узнает, зато целевая аудитория, увидев себя в очередном зеркале, радостно осклабится: во, опять про меня написали. Это щенячье ага-переживание читателя — главный двигатель торговли. Читательницы журнала «Космополитен» покупают его не ради сведений о новой пудре, а ради уверенности в незыблемости основ их мира, в котором женщина постоянно ищет мужчину и не находит, несмотря на регулярно открываемые ей очередные тайны секса.
А чем плохо! Аудиторий полно: дроби, демассифицируйся, вещай по воробьям. Изучай потребности пассажиров метро, двадцатилетних девушек, тридцатилетних домохозяек, академиков, беременных, бесплодных, верующих умеренно, фанатично, больных вросшим ногтем, автовладельцев, автолюбителей, автогонщиков, балерин, пенсионеров Челябинска, молодых бизнес-леди, чайлдфри, многодетных, семидесятилетних ветеранов космической отрасли…
Последняя ценность писателя, его божественная задача, его мир, уникальный стиль, интонация — сами по себе не представляют никакой коммерческой ценности. Творчество — это все-таки создание нового, а коммерческое распространение информационного продукта есть устойчивое повторение хорошо найденного. В журналистике это называется фирменный стиль издания. Пока есть рынок и, соответственно, целевые аудитории с их истинными либо выдуманными потребностями, будет только так, и никакие гранты, премии, федеральные программы и иные формы покровительства не могут изменить природы потока.
Когда всего этого не понимает писатель — это нормально. Гораздо удивительнее, что нынешние преподаватели журналистики все еще стесняются уверенно говорить о целевой аудитории со студентами. Юных учат, в основном, двум творческим формулам журнализма: 5w и перевернутая пирамида (главное ставь на видное место, в первый абзац, вперед). Целевую аудиторию полустыдливо упоминают в списке типологических параметров СМИ наряду с издательскими характеристиками, но потом как бы забывают о ней, будто надеясь, что скелет никогда не выпадет из шкафа18. Исправить это межеумочное положение трудно; взрослым страшно признать боролись — напоролись, и никакого пути назад, ни единой тропиночки, поскольку нет таких систем, из которых можно взять, как любят говорить демагоги, все лучшее. Путь назад отрезала и технологическая революция, изменившая носитель информации, способ распространения и скорость текстопорождения.
Стыдливость преподавателей обусловлена культурой: колбаса хорошо, это победа, но на могиле объективности плохо, ибо картины мира совершенно разных людей следует на практике признавать равноценными, а это антиномия, то есть бедствие для психики. Множественность человеческих правд для ума невыносима. Это уже не сухая толерантность, а высокая и гиперлиберальная терпимость, почти смирение.
Брататься с многоликим чудовищем правды не просто может, а по службе обязан журналист. Писатель не обязан. Он все еще может пользоваться одной правдой, своей собственной, быть ее толкователем и апостолом. Но в стол. Или за свой счет. Или пиши для целевого читателя.
Для журналистов есть практически ценная и психологически приемлемая лазейка, заложенная, к счастью, там же, в целевой аудитории. Лазейка эта преподается в вузах невнятно и путано, зато все руководители СМИ мечтают о работниках с отмычкой. Лазейка такова: чем уже целевая, тем шире аудитория реальная. Закон успеха в современной журналистике. Эффект замочной скважины. Формат. Те советские шахтеры, наивно вопрошавшие знаменитых визитеров-писателей А когда про нас напишете? были прелестно прозорливы. Так хочется быть героем романа, а не фельетона!
Человек, вскормленный русской культурой, по своей природе и романист, и герой романа. Глобальному информационному потоку это русское качество безразлично, ибо суть потока денежна, цель манипулятивна, а эффективность обусловлена попаданием в фоновые знания узкого целевого адресата. Еще раз подчеркну: это эффективность журналистики, а также рекламы и пиара, но не писательства.
Способ творчество для целевой аудитории будет работать, пока сохраняется демассификация СМИ, расфасовка объективной картины мира (которой нет) на маленькие картинки (которые есть). Остается терпеть и ждать, когда демассифицированный, целевой атом взбунтуется. А он уже на грани.
В заключение еще одна цитата из Фридриха фон Хайека:
«Бремя выбора, которое навязывает свобода, ответственность за свою собственную судьбу, которую возлагает на отдельного человека свободное общество, превратились в условиях современного мира в основной источник недовольства. Успех человека в значительно большей степени, чем раньше, будет зависеть не от того, какие у него способности вообще, а от того, как он их конкретно реализует… <…> По мере усложнения общества вознаграждение, которое человек рассчитывает получить, ставится во все большую зависимость не от его умений и способностей, а от их оптимального приложения…»
Сундук в семнадцатом году19
Извлеките индивида из его собственной культуры и поместите его внезапно в окружение, резко отличающееся от собственного, с другим набором подсказок — другими понятиями о времени, пространстве, труде, любви, религии, сексе и всем остальном, — затем отнимите у него всякую надежду увидеть более знакомый социальный ландшафт, и его страдания от перемещения удвоятся.
Элвин Тоффлер. «Шок будущего»
БОЛОНЕЗ, дб
Из памфлета, посвященного очередной реформе
системы образования в России
Болонский процесс был, похоже, предсказан в сочинении «Процесс» (Der Process), но даже автору «Процесса» не снилось то, что порождают учреждения, надзирающие и управляющие российским образованием всех уровней. Иначе Кафка скончался бы на первой же странице.
Итак, начинаем. Выходит мужчина в пиджаке:
— Отбрасывая знаниевый подход и переходя к компетентностному, мы сознательно идем к обществу успеха и грамотного потребления в рамках глобальной экономики спроса и предложения. Кто против? А, вы против? Один в поле больше не воин. (Стреляет.)
Вопрос из зала:
— А традиция? А накопленное с XVII века? А зачем нам Болонский процесс сейчас, да еще под санкциями, которые кончатся лет так через десять? А дети — в конце концов, они же люди?
— Дети — это будущие суперпотребители. Запишите новое слово. Суперпотребители мотивированы эмоционально. Потребности как таковые уже удовлетворены, следует воспитать супер. Все ясно?
Писк из последнего ряда:
— Но это же бесчеловечно! А душа? Вы спасаете не душу, а кассу…
— Не мы, а вы. Учителя выходят на передовую. Вы бойцы. Борцы! Ни один ученик не должен выйти из школы, пока не определится со своим будущим участием в разработке новых потребностей для процветания экономики спроса и предложения. Поскольку основа названной экономики — это ограничение по качеству (чтобы никто от большого ума не изобрел закрывающую технологию), ваша учительская задача — подготовка компетентных кадров для среднего класса. Средний класс, напоминаю, это опора, потому что он хочет взять кредит на развитие. В крайнем случае — на бытовые потребности, но это неинтересно. Вы обязаны подготовить школьников к получению кредита.
— Простите, а когда учить их читать-писать-считать?
— У всех планшеты. Зачем распыляться? Романы читать вредно. Вы сами знаете, что понимание Толстого в девятом классе исключено, да и зачем тратить время. В передовой стране — сами знаете какой — запрещено читать детям неинформативные книги. Например, сонеты Шекспира. И это правильно.
Вотэтовотвсе и кролик под дубом
Более того, если эта новая культура сама находится
